«Эй, я не поняла — кто тут вожак?! — фурией прыгает с полки Паська. — Кто тут ЕДИНСТВЕННЫЙ имеет право карать и миловать?!»
В клетке снова начинаются вопли и беготня, о Холере же благополучно забывают.
Вообще-то с Белочкой Паське одни мучения. Белочкина мама — лонгхайр, от которого Белочка унаследовала крайнюю непрочность шерсти. И когда Паська пытается традиционно щипануть штрафницу за попу, в зубах остается белый клок.
«Тьфу, тьфу, какая пакость!» — плюется пасюк, брезгливо морща морду. Я спешу на помощь, и Паська с явным облегчением позволяет прочистить себе пасть. В этот момент она выглядит как молодой Дед Мороз, только-только начавший отращивать белую бороду — и она еще редкая и стоит колом.
Тем временем понаехавшей осталось получить последнюю печать — но это уже чистая формальность.
«Тетя крыса, тетя крыса! — прыгает Холера вокруг Весты. — Поиграй со мной!»
«Иди отсюда, девочка! — огрызается толстуха. — Я тебя не знаю!»
«Сейчас узнаешь!» — Холера, не обращая внимания на насупленную морду «тети», прыгает ей на спину. Веста с визгом опрокидывается — она у нас паникерша, и раз кто-то на нее напал, значит, этот кто-то наверняка может навешать ей люлей! Не выдержав психической атаки, толстушка убегает в гамак и занимает там глухую оборону.
Холера разочарованно бродит по клетке, натыкаясь то на Паську, то на Белочку, которые неизменно загоняют ее в угол и хорошенько валяют. Из гамака ее Веста выкидывает — бескровно, но неумолимо.
Наконец, устав, бедный маленький крысенок находит единственный тихий островок в этом дурдоме — полочку Фуджи. Бегло обнюхав новенькую и убедившись, что для еды она непригодна, Фуджи засыпает снова, и Холера пристраивается у нее под боком, проклиная Суровых Минских Заводчиков с их «стаями»…
Подселение можно считать состоявшимся.
P.S. Существует два способа подселения. Первый — постепенный: крыс знакомят на нейтральной территории, вмешиваясь при первых признаках конфликта. Честно говоря, у меня он никогда не срабатывал — лишенные возможности высказать понаехавшей все, что они о ней думают, старожилки злятся еще больше. Хотя, по рассказам других крысоводов, метод действенный. Но Суровым Минским Заводчикам ближе второй, стрессовый: крысы запихиваются в переноску, и хозяйка, «помахивая ею и громко распевая матерные песни» © СМЗ Лиза, отправляется на прогулку часа на два-три. Общие невзгоды сплачивают бедолаг, и подселение проходит на порядок спокойнее.
Приходит ко мне Главная Крыса.
«Хозяйка! — сентиментально блестят ее глаза. — Ты самая-пресамая хозяйка! Ты же самая моя, правда? Ты знаешь, как я тебя люблю?! Я тебе сейчас покажу! Смотри! Вот у тебя была лысая, сухая, противно пахнущая мылом рука, а теперь — алле-оп!»
— Пасюха! — с досадой восклицаю я, ловлю Холеру и вытираю ею щедрый Паськин дар. Лерке полезно, она еще не до конца пропиталась коллективным духом и оттого порой получает от старожилок затрещины. Но волшебное зелье творит чудеса. Холера с каждым днем все больше лоснится, пушистеет, а нынче и вовсе пошла роскошным серебряным крапом. Как там мы с подругами шуточный лозунг для сайта уринотерапии сочиняли? «Ох, моча моя, моча, ты свежа и горяча! Кто тебя на завтрак пьёт, тот здоровенький живёт. Кто тебя на тело мажет, тот становится всё гаже… то есть глаже!»
Приходит Веста и долго, сосредоточенно нюхает вытертую руку. «Как! — трагично дрожат розовые лопоушки. — У вас тут была любовь БЕЗ МЕНЯ?! Но я же лучше! Я лучше этой Писухи, правда?! Смотри, насколько я лучше!»
Веста, пыхтя, перелезает через хозяйскую руку. То, что Паська проделывает быстро и изящно, задрав хвост пистолетом, в исполнении Весты напоминает отдачу супружеского долга на тридцатом году брака. Но любовь требует жертв! Зато вытирать не надо. Веста своим жирненьким пузом уже все заполировала.
Почти сразу же появляется Белочка. «Тут что-то дают? — настороженно шевелятся пышные усы. — Ах, это всего лишь групповой попис…»
Белочка с презрительным видом перепрыгивает через хозяйскую руку и, как бомбу, роняет на нее большую тяжелую каплю.
Хозяйка с обреченным вздохом ловит Холеру. Сердиться на писючих животных бесполезно. Крыса так устроена. Из неё постоянно что-то течет. Видно, когда Бог сдавал её в эксплуатацию, то забыл согласовать конструкцию с сантехниками. А крыса пробежала несколько шагов и протекла.
Если выпустить крыс на новую территорию, например постель, то ниагарский водопад начинает испытывать комплекс неполноценности.
«А-а-а-а! — с лошадиным топотом носятся крысявки по простыням и одеялам. — Новые земли!! Это всё наше, наше!!! Девки, столбим скорей, пока чужой прайд не захапал!»
Белье быстро покрывается мазками и каплями.
Потом крысам неожиданно становится страшно. А вдруг в белых одеяльных торосах живет жуткий монстр, который сейчас схарчит их за самоуправство?!
«Хозяйка!!! — наперегонки мчатся они ко мне. — Хозяйка, спаси нас, а мы за это отдадим тебе самое лучшее, что в нас есть!!!»
— Крысы, — тоскливо говорит хозяйка, когда крысявки горохом сыплются ей в рукава и за шиворот, оставляя «дары» на входе, — ведь если я отвечу вам взаимностью, вы утонете!
Крысы сидят за пазухой, щекочутся усами и чувствуют себя совершенно счастливыми. А Холера — ещё и немножко мокрой.
P.S. В природе крысы непрерывно метят территорию и друг друга, создавая уникальный «запах стаи», который их сплачивает. Если крыса уйдёт из стаи на несколько дней, по возвращении её непременно переметят с ног до головы, помогая влиться обратно.